20 октября 2016 года исполнится двенадцать лет со дня кончины настоятеля Храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста.
Отрывок из воспоминаний иеромонаха Никона (Белавенца)
Я познакомился с Николаем Вадимовичем еще до его рукоположения во диаконы, в 1982 году. Тогда этот молодой красивый человек трудился в музыкальной редакции журнала Московской Патриархии и Издательском отделе Московского Патриархата. Как раз в 1981 году отдел переехал в новое здание на Погодинской улице, и я, еще не будучи сотрудником, фактически мальчишкой после школы, стремился проводить там все свободные время. Уже около двух лет я был знаком с архиепископом Питиримом (Нечаевым) (с 1986 года митрополит Волоколамский и Юрьевский), который был главным редактором Журнала Московской Патриархии и Председателем Издательского отдела Московского Патриархата с 1963 по 1994 годы.
Атмосфера в отделе царила очень дружная, в этот круг общения входили как молодые сотрудники издательства, так и все, кто помогал Владыке на службе, т.е. иподиаконы. Мне тогда было семнадцать лет, Николаю Вадимовичу – 35 лет, но в непринужденной атмосфере общения стирались все возрастные границы. Мы обменивались впечатлениями об окружающей жизни, много спорили, для нас не существовало закрытых, запретных тем. До поступления в Издательский отдел Николай Вадимович работал инженером на крупном предприятии и снискал всеобщее уважение не только своим возрастом и опытом, но и открытостью души. Он выделялся своей образованностью, культурой и очень веселым характером. В 1983 году Николай Вадимович был посвящен в стихарь, потом рукоположен во диакона, вскоре стал старшим диаконом храма в честь Воскресения Словущего на Успенском Вражке, расположенном тогда еще улице Неждановой (сейчас это вновь Брюсов переулок). Впрочем, в просторечии храм и тогда все называли Брюсовским. Отец Николай обладал прекрасным голосом, музыкальным слухом, знанием хоровой и классической музыки.
В Москве в те годы действовало не более пятидесяти храмов, фактически в каждом из них пребывала одна из чтимых святынь. Списка их никто не составлял, он хранился в памяти каждого православного москвича. На праздник иконы Взыскание погибших все устремлялись в Брюсов переулок, в храме было не протолкнуться, на Иверскую – в Сокольники, на Скорбящую – на Ордынку. Все, особенно молодые прихожане, друг друга знали, поэтому, думаю, они помнят прекрасные богослужения, украшением которых был голос отца Николая. Отец Николай очень ответственно относился к богослужению и требовал такого же ревностного отношения от нас, иподиаконов. Не грубо, но довольно твердо он призывал нас к порядку, приучал к благоговению в алтаре и к внимательному отношению к службе. С особым трепетом он относился к подготовке к совершению литургии.
В те же годы Маргарита Сергеевна Парусникова, мама отца Николая, взялась помогать мне, студенту второго курса автодорожного института, с математикой. Здесь я впервые познакомился с настоящей православной семьей. За огромным столом собирались отец Николай, его матушка Ольга, мама Маргарита Сергеевна, дети. После общей молитвы все садились за стол, велась неспешная беседа. Когда говорила Маргарита Сергеевна, все замолкают, все также прислушиваются к отцу Николаю…
Семья эта удивляла не только своим укладом, но и многочисленностью. Когда мы познакомились, у батюшки было шесть детей — трое сыновей и три дочери. Затем, уже на моей памяти, родилась младшая дочь Ксения. Все они уже стали для меня близкими людьми. Уже тогда такие семьи были большой редкостью, не во всех семьях священников было и по пятеро детей. Семейство Парусниковых запомнилось всем сотрудникам Издательского отдела прежде всего участием в Рождественских и Пасхальных концертах, когда отец Николай садился за рояль, дети играли на музыкальных инструментах и все вместе хором исполняли различные музыкальные произведения.
Атмосфера большой патриархальной христианской семьи произвела на меня неизгладимое впечатление. Я тогда не думал, что когда-нибудь придется самому читать над Маргаритой Сергеевной канон на исход души. Она ушла в мир иной в 1997-м году, когда отец Николай находился в больнице, где его готовили для операции на сердце, и не мог быть у постели своей умирающей матери. Поэтому мне, как близкому другу семьи, пришлось выполнить эту нелегкую миссию…
Через несколько лет после принятия Николаем Вадимовичем диаконского сана, ко второй половине восьмидесятых годов, в храме Воскресения Словущего сложился совершенно уникальный круг пастырей, объединенных и дружбой, и своим отношением к Церкви, к богослужению. Это были ныне покойный отец Геннадий Огрызков, и ныне здравствующие протоиреи Владимир Ригин и Артемий Владимиров. Неотъемлемой частью этой пастырской семьи был и протодиакон Николай Парусников. Все вместе они являли собой лицо Брюсовского храма того времени. Благодаря митрополиту Питириму и этому кругу священников, храм стал одним из лучших в православной Москве. Как и в служебное, так и во внебогослужебное время этот круг пастырей привлекал к себе церковную молодежь. Не случайно отец Геннадий, отец Владимир и отец Артемий сами потом дали жизнь нескольким православным общинам.
Такой же круг людей сложился и вокруг отца Николая, когда в конце 1991 он был рукоположен в сан священника и в 1992 году он был назначен настоятелем Введенского прихода. Вспоминается, что когда я приезжал к нему в гости, храм только восстанавливался, в нем была куча перегородок. Пришла мысль: как здесь будет служить отец Николай? Несколько лет спустя Господь судил и мне помогать отцу Николаю в этом самом храме.
Наиболее близко нам пришлось общаться последние пять лет, когда я после семи с половиной лет служения в Подмосковье оказался в Москве, и отец Николай попросил меня помогать на службах в храме Святой Троицы у Салтыкова моста. После операции отцу Николаю было сложно самому одновременно и служить, и исповедовать. Но как бы плохо ни было здоровье, он всегда стремился к совершению Божественной литургии и к пастырскому окормлению своих многочисленных духовных чад, которые, надо сказать, иногда буквально доводили его до изнеможения.
Навсегда в памяти осталась последняя встреча, произошедшая в праздник Покрова Пресвятой Богородицы, когда отец Николай вновь оказался в больнице. Зная о его глубоком почитании Божией Матери, мы со священником Александром Амелиным решили съездить и причастить его в этот день. Чтобы доставить радость отцу Николаю, мы взяли с собой епитрахиль и поручи, чтобы он стал соучастником литургии, которую мы совершали в этот день без него. Мы взяли большую частицу агнца, которой причащаются священники и разделили ее на три части, двумя частицами причастились сами, а одну, смоченную кровью Господней, положили в дароносицу и принесли отцу Николаю, который, конечно, был очень слаб, но встретил нас с удивительной радостью. Я возложил на него епитрахиль, помог повязать поручи, и он в последний раз в своей жизни причастился святых Христовых Тайн. Причастившись, батюшка тут же спросил меня, есть ли у меня еще запасные святые дары. «Пройдись по всему отделению реанимации и спроси, кто желает исповедоваться и причаститься», — буквально приказал он. Это было так похоже на отца Николая: сам находясь на смертном одре, он не преставал заботиться о других страдающих людях. Звоня из больницы, он просил помолиться о преставившейся накануне женщине, которую и не знал лично, но услышал, что она была верующим человеком.
Известие о кончине отца Николая после чудесного нашего общения на Покров прозвучало для меня 20 октября, как гром среди ясного неба.
Все были буквально подавлены горем. Но батюшка по своей любви и после смерти нашел способ утешить всех нас. Надо заметить, что отец Николай очень не любил суеты и спешки, которыми иногда отличался и я сам, и многие другие, в том числе и староста храма, Анатолий Васильевич. Часто, заходя в трапезную, отец Николай садился на ближайший к входу стул. И почти всегда Анатолий Васильевич пытался его уговаривать пересесть на более почетное или удобное место. «Толя, не суетись», — неизменно звучало в ответ. И вот на погребении батюшки, когда гроб на длинных полотенцах уже опустили в могилу, Анатолию Васильевичу показалось, что гроб стоит не достаточно ровно и надо вмешаться и поправить: «Давайте чуть-чуть приподнимем». И тут полотенце рвется! Мне словно послышалось: «Толя, не суетись!» Всем стало понятно, что отец Николай уже из иного мира дает нам знак: «Не суетитесь, все в порядке, я с вами».
Я думаю, что отец Николай и в ином мире остается пастырем, молящимся о нас. Он поддерживает нас, переживает за наши неудачи, радуется нашим маленьким успехам. В этом и заключается милость Божия, что, забирая от нас праведников, Господь приближает их к Себе, и, молясь у Его Престола, они помогают нам в каждодневной жизни.
Иеромонах Никон (Белавенец)